Автор: я Название: Отражение веры - отражение боли Фандом: СПН
Жанр: ангст
Пейринг: человек/ангел
Рейтинг: PG
Таймлайн: где-то между 4х10 и 4х16
Саммари: то, за что Каса обвинили в излишней симпатии к человеку…
Дисклеймер: Крипке может спать спокойно.
Предупреждение: тема избитая до крайности – взять тех, кого любишь и помучить… но я не смогла удержаться, сорри. Но всё будет хорошо, правда.
читать дальше * * *
Мир на всех его пространственно-временных планах словно подёрнулся пеплом.
Нет, внешне, вроде, ничего не изменилось, но… все чувствовали возросшее напряжение. В гарнизоне Кастиэля не говорили об этом прямо, но все братья знали, чувствовали – скоро случится нечто переломное - разрушительное и непоправимое.
Приказы сверху поступали все так же – хотя бы это обнадёживало. Однако, последний, касавшийся непосредственно Кастиэля, совсем его не обрадовал. Звучал он просто и сухо – «Пересмотрите приоритетную задачу». И всё.
Только это означало, что Дин становится для него задачей номер два…
И теперь привычно бегло просматривая вверенные ему участки на всех планах реальности, прощупывая все возможные варианты развития событий вокруг предполагаемого взлома печатей, вычленяя самые вероятные и определяя необходимую степень вмешательства, Кастиэль невольно представлял, как мог бы описать Дину все происходящее вовне, и в частности, свою работу.
В последнее время он часто думал о том, как можно было бы рассказать человеку о том или ином аспекте своего существования. Хотелось, чтобы Дин выслушал, не переспрашивая, не удивляясь, не возмущаясь, не ёрничая - воспринимая, как нечто вполне для себя обыденное и понятное… и ангелу почему-то казалось, что это возможно.
Он несколько раз наблюдал, как Дин в дороге прислушивался к, казалось бы, ровному и абсолютно нормальному для существа неискушённого звуку работающего двигателя, хмурился, незаметно покачивая головой, а потом вдруг резко ударял по тормозам, и сворачивая на обочину, на все удивленно-раздосадованные вопросы безапелляционно отвечал: «Если не потратим полчаса сейчас – потом придется идти пешком». Ответом на робкий вопрос Сэма: «А что сломалось?» всегда был только ядовито-колкий взгляд: «Как будто ты и в самом деле хочешь знать? Не можешь помочь – не мешай!»
Технически это мало чем отличалось от того, что приходилось делать ему самому… в русле его теперешней приоритетной задачи. В том, что процесс устранения найденной проблемы был иногда достаточно кровавым, для Дина, кстати, тоже не было бы ничего нового… Как раз это было бы ему понятно, как никому другому.
Тем же, кто мог бы поморщить нос на такое приземлённое и упрощённое сравнение, ангел мог бы возразить, что этот «всего лишь человек», по крайней мере, признает важность и нужность для безупречности функционирования любимой им машины любой, даже самой мелкой детали… что порой не под силу гораздо более тонко организованным созданиям, глубоко втайне полагающим, что без людей (гиен, стервятников, тараканов, слизней, вирусов – нужное подчеркнуть) мир стал бы еще более совершенным, чем решил Отец...
Может быть, где-то в этой цепи рассуждений и была брешь, но думать об этом Кастиэлю отчего-то не хотелось.
Хотелось на Землю. К Дину.
Никогда прежде ангелу не доводилось никого охранять, и поначалу он не знал, как воспринимать это задание – как оказанную ему высокую честь, или как наказание за какой-то неведомый проступок.
Спустя совсем немного времени, он понял, что на деле оно оказалось и тем, и другим…
Строптивый, практически лишенный почтения к Создателю, полный мелких и непонятных ему земных страстей, Дин вызвал у него поначалу лишь недоумение: и это тот, чья важность столь велика и не подлежит обсуждению?..
Многие из товарищей Каса, у которых был опыт Хранителей, советовали ему не углубляться в анализ – любить младших детей больше, дескать, вполне закономерно… сколь закономерно же, возлагая на них большие надежды, приставлять к ним детей старших – чтоб не игралось неразумное чадо опасными игрушками, чтоб было живо и здорово на радость родителю. А уж выйдет из него толк или нет – родителю и разбираться.
Многие из ангелов – хранителей за всю короткую земную жизнь своих подопечных ни разу к ним не спускались и в то, что занимает мысли и устремления «их» людей, не особенно вникали.
Кастиэль так не мог. Может, для создания, основой существования которого была чистая и безоговорочная вера, это было ненормально, но… Ему всегда нужно было понимать.
Поначалу он являлся Дину без особого воодушевления – просто потому, что ему казалось, что вот так, лицом к лицу, диалог станет более продуктивным… К тому же Дин,
считающий вещие сны прерогативой младшего брата, а внутренние голоса – исключительно симптомом шизофрении либо порождением алкогольных паров, попросту проигнорировал бы попытки наладить контакт другим образом.
Узнав о человеке чуточку больше, Кастиэль сделал вывод, что наблюдение издалека и опосредованное воздействие способны вызвать у его подопечного реакцию достаточно бурную, поскольку тот даже в ответ на неожиданное реальное появление Хранителя поначалу настойчиво пытался пырнуть его ножом, чуть позже - просто раздражался и обзывал его не совсем понятным словом «извращенец». Кастиэль долго пытался понять, какие именно заветы Отца он, по мнению человека, извращает, появляясь перед подопечным в моменты, когда тот не особенно расположен к встрече, но, так и не поняв, решил отложить уточнение этого вопроса до лучших времён…
Еще чуть позже раздражение Дина при его появлении сменилось более спокойными, но еще менее понятными едкими замечаниями, но в глазах человека ангел сумел уловить какое-то… ожидание. И одиночество – сокрушительное, безнадёжное… бесконечное, как Вселенная.
Однажды Кастиэль не приходил долго. А когда, наконец, пришёл, Дин встретил его фразой вроде: «Ну, расскажешь, где столько носило твою крылатую задницу?».
Так ангел понял, что человек его ждёт...
Кастиэль вздохнул.
Со дня их последней настоящей встречи прошло уже больше трёх земных месяцев, и все это время он вынужден был следить за Дином издалека – причём так, чтобы тот не почувствовал постороннего присутствия, урывками, в свободное от теперешних основных обязанностей время… а иногда и во время их исполнения. В обход приказа.
А ведь когда-то даже представить подобное было немыслимо…
Вот и сейчас, уже стоя в оцеплении участка ожидаемого взлома печати, Кас мысленно потянулся вперёд, отыскивая в глубинах пространства и времени знакомое биение человеческого сердца.
Оно было быстрым.
В первую секунду Кастиэль едва не рванулся назад, решив, что снова застал Дина возлегшим с женщиной – в прошлый раз он не сдержал любопытства и, будучи захваченным лавиной физических ощущений, которые невольно разделил с Дином, едва не выдал себя. Причем дважды: перед встревожившимся напарником, который свято полагал, что оцепеневший Кас просчитывает вероятностные параллели прорыва демонов на их фланге, и перед самим Дином, который, почувствовав что-то, вдруг встрепенулся и кубарем скатился с ложа, нащупывая под сброшенной одеждой нож, чем очень напугал блудницу…
Нет, все-таки сегодня человеком владели другие чувства – Дин вместе с братом шёл по следу какой-то нечисти, и волнение, охватившее его, было возбуждением воина перед схваткой. Это, в отличие от возбуждения телесного было ангелу понятно, а ситуация была достаточно потенциально опасной для того, чтобы заставить его задержаться и просчитать её возможное развитие.
Кастиэль словно увидел, как человек сжимает в руках оружие, затем осторожно коснулся разума подопечного, мгновенно проникнувшись его непоколебимой уверенностью в своей правоте и в том, что задача ему по плечу: объект охоты известен, повадки и способы истребления знакомы, младший брат не путается под ногами... Ну, или прикрывает спину – кому как нравится… главное, что он рядом. Всё путём.
Тем не менее… исходом этой охоты могло стать ранение. Вероятность этого была небольшая, но у ангела никогда не было уверенности в том, что Дин не пошлёт к чёрту инстинкт самосохранения и не изберёт самый гибельный для себя вариант.
Впрочем, сейчас ангел в любом случае никак не мог вмешаться в происходящее – ему нужно было возвращаться, пока никто не заметил его ментальное отсутствие там, на передовой… и оставалось только молить Отца, чтобы тот сам не позволил Дину совершить ошибку.
Просто… Это был Дин.
Зная, что что-то должно быть сделано, и сделано правильно, он никогда не стоял за ценой… И это не было следствием легкомыслия и самоуверенной бесшабашности, как показалось Кастиэлю в самом начале. Это была удивительная ясность, целостность и душевная сила, которая с лихвой компенсировала отсутствие у Дина сил сверхъестественных и позволяла ему противостоять такому, от чего у любого простого представителя человеческого рода кровь застыла бы в жилах…
Кастиэль поймал себя на том, что абсолютно не подобающим и не присущим ему образом ухмыляется при воспоминании о ярости, охватившей Уриэля, когда Дин ловко нащупал слабое место его разрушительного плана спасения печати и, не колеблясь ни секунды в своей дерзкой манере заявил, что даже если это будет последнее в его жизни решение, он не намерен подчиняться двум идиотам, готовым за здорово живёшь спалить целый город.
Надо сказать, отправляясь тогда на Землю, Кастиэль как раз идиотом себя и чувствовал. На самом деле он был ошеломлён данным им с Уриэлем приказом подчиниться решению Дина, потому что тогда совсем еще не был уверен в человеке… Но и план Б, разработанный напарником ему тоже очень не нравился. Уриэль, выбравший для этого визита самую устрашающую, по его мнению, оболочку, почувствовал неуверенность Каса и заявил, что одного его присутствия достаточно, чтобы слабый человек убоялся и согласился с тем, что будет ему предложено… и вот чем все обернулось.
Ангел чувствовал пронизывавший Дина ужас перед последствиями его выбора, но видел яростный блеск его глаз… и гордился им.
Было странно говорить одно, а думать и молиться о совершенно противоположном, но с тех пор, как Кастиэль оказался связанным с Дином, состояние раздвоенности покидало его все реже. В этом, должно быть, и состояло наказание. Наградой было новообретённое знание о том, какими могут быть люди. Наградой был сам Дин, у которого было чему учиться… человек, который, наверное, гораздо меньше нуждался в ангеле-хранителе, чем его ангел–хранитель нуждался в нём….
Ситуация вокруг осложнилась, прорыв ожидался с минуты на минуту, все чувства его сестёр и братьев были обострены до предела – в последние недели их отряд нёс такие потери, что волей-неволей многим закрадывалась мысль, что демоны наконец нашли оружие, способное наносить урон небесному воинству…
Но Кастиэль не удержался, снова мысленно скользнул в ночную тьму - не иначе, позвало сердце – туда, где таяла, исчезая, растворяясь во мраке ослепляющей боли, слабая искра человеческой жизни!
Одно мгновение, и только отголосок отчаянного вопля Сэма: «Ди-ин!», указывал Кастиэлю дорогу к гибнущему человеку.
Кажется, ему что-то гневно кричали вслед, кто-то из братьев пытался догнать, остановить хлещущим всплеском силы – для них он был дезертиром, оставившим своих товарищей на поле боя в самый трудный час…
«Прости, Отец», - билось в висках Кастиэля.
Сомнения, болезненная тяга к самокопанию, страх перед неверно принятым решением отступили - где-то там умирал человек, который был важен совсем не потому, что ему было предназначено остановить падающую лавину.
…Он оказался на краю огромного кукурузного поля, где только пронизывающий ветер расшвыривал шелуху, в которую постепенно превращались засыхающие на корню растения, поражённые какой-то болезнью.
Чуть в стороне от шоссе темнела покосившаяся громада полуразрушенной водонапорной башни, окруженная более приземистыми строениями, находящимися в таком же запустении.
Единственным источником света были огни городка, расположенного на холме в нескольких милях от этой заброшенной фермы - его отблески напоминали горсть тлеющих угольков, неизвестно кем и с какой целью собранных в кучку и помещённых на край огромной темной столешницы.
Всё это отразилось в сознании Кастиэля за долю секунды, пока он смятенно прощупывал окружающее пространство, в надежде отыскать Дина. То, что он еще жив, ангел ощущал как отголосок блекнущего неясного эха, которое с каждым ударом сердца человека – или его собственного? - звучало все глуше, но определить его точное местонахождение по таким нечётким ориентирам было сложно. Тогда он снова сосредоточился на Сэме, прикасаться к которому было не слишком приятно из-за того, что Кастиэль про себя называл повреждённостью, но хорошо это было или плохо - мальчик был частью Дина, и с этим нужно было мириться.
Полудемон уже не выкрикивал имя брата, но, тем не менее, его отчаяние и злость пылали во тьме, словно путеводный маяк, так что переместиться туда, куда было нужно, труда не составило.
Сэм скорчился в три погибели в пятне света от небольшого ручного фонаря и, всхлипывая и рассыпая проклятия, пытался связать свою куртку, кусок брезента, скорее всего, из багажника машины Дина, и измочаленные грязные полосы пёстрой ткани, когда-то служившие шторами в фермерском доме, в какое-то подобие каната. В нескольких футах от него в полу комнаты зиял, ощерившись острыми краями проломленных досок, тёмный, как преисподняя, провал.
- Он там? – коротко спросил Кастиэль, не тратя времени на приветствия.
- Да, - всхлипнул Сэм, лицо которого отразило безумную смесь подозрительности и надежды, а потом торопливо, словно докладывая старшему по званию, сообщил. – Лестница в подвал обрушена. Вход с улицы заложен кирпичом, окон нет. Тварей там… много. Не меньше шести. Он оттолкнул меня, а сам…
Но Кастиэль не стал слушать дальше.
- Жди снаружи, - отрывисто бросил он, исчезая.
Кромешная тьма расступилась перед вспышкой слепящего белого света, нежить, копошившаяся в ней, разлетелась легкими хлопьями черного пепла, словно сгоревшая бумага – ангел даже не дал себе труда разглядеть, что это были за твари, и сколько их было. Он видел только следы борьбы – три отвратительных в своей неестественности тела в вывернутых позах, не вспыхнувшие при его появлении, и пятна крови на полу…
Дин лежал в углу, неловко привалившись к стене, глаза его, к секундной радости Кастиэля, были закрыты – ослепить человека, пусть даже спасая ему при этом жизнь, в планы ангела не входило. Но радоваться было явно преждевременно: Дин был изранен настолько, что спасение все еще стояло под вопросом.
По полу тянулся широкий кровавый след, отмечая, как человек полз, отбиваясь от наседающих на него тварей, кровью была залита его куртка и джинсы, рука намертво стиснула блестящий серебряный клинок, абсолютно чистый – у нежити не было крови…
Кастиэль вдруг понял, что заимствованное им тело почти не дышит, охваченное непонятной дрожью и болью где-то в области сердца: Дин был здесь… но его почти не было.
Он рухнул на колени рядом с ним, не обращая внимания на грязь и кровь, дрожащими руками приподнял такое сильное, но вместе с тем настолько уязвимое человеческое тело, обнял за плечи, прижимая ладонью одну из кровоточащих ран на груди, и прислушиваясь, вглядываясь, осторожно проникая туда, где мерцала тлеющей былинкой готовая оборваться жизнь.
Дин шевельнул губами, и Кастиэль торопливо прошептал, предупреждая вопрос:
- Сэм тут, недалеко. Он цел. Не двигайся.
Но Дин открыл глаза, мутные, от наполнявшей их боли, и Кастиэль почувствовал, что на это уходит остаток его сил.
- С тобой все будет хорошо, - пробормотал он, чувствуя себя глупо, не зная, как ведут себя в таких случаях человеческие целители, но интуитивно чувствуя, что нужно что-то говорить.
При новой попытке что-то сказать, Дин едва не захлебнулся кровью:
- Не б…
- Не благодаря мне, знаю, - выдохнул Кастиэль, приподнимая его повыше. – Прости…
Удивительно, но Дин криво усмехнулся, сглатывая кровь, и еле слышно произнёс:
- Кас… Ну ты и чудо крылатое…
На этом силы иссякли, и Дин закрыл глаза, прижимаясь щекой к его рукаву.
Ангел окинул взглядом огромное, затхлое, пахнущее многолетней пылью, крысами и чем-то еще более нечистым пространство, которое при любом раскладе не подходило ни для того, чтобы здесь исцелиться, ни для того, чтобы окончить здесь земной путь. Как ни слаб был Дин, Кастиэль надеялся, что он сможет продержаться ещё немного. Исцелять человеческие тела помимо его собственного сосуда ему приходилось нечасто, и мысль о том, что это придётся делать в таком месте, слегка пугала.
Сэм где-то там, над проломом, надрывался, призывая на голову Каса всех демонов ада, если он сейчас же не откликнется и не скажет, что с его братом и, судя по всему, всерьёз собирался спрыгнуть вниз… и, как и Дин, заработать многочисленные переломы.
- Я велел ждать снаружи, - холодно отозвался Кастиэль, практически не повышая голоса, но его явно услышали – наверху воцарилось выжидающее болезненное молчание. – Он ранен и не сможет подняться по веревке… Я открою вход.
Сверху донёсся облегченный вздох: «ранен» это не «мёртв», и торопливые удаляющиеся шаги - Сэм отправился им навстречу.
- Пойдём и мы отсюда, - ласково сказал Кастиэль, осторожно подхватывая Дина на руки, точно зная, что тот бурно протестовал бы, если бы мог... но Дин только глухо застонал, и безуспешно попытался вцепиться в лацкан плаща Кастиэля, пачкая его кровью.
Он оказался неожиданно тяжёлым, хотя Кас был намного сильнее любого из обычных людей… должно быть, дело было в чём-то еще – может быть, в тяжести осознания того, что он не смог просчитать ситуацию более точно, успеть на помощь раньше…
Вся ирония заключалась в том, что этот человек просил у хранителя помощи только тогда, когда тот не мог помочь… и ни за что не принял бы тогда, когда эта возможность была. Более того - попробуй ангел вмешаться, это вызвало бы целую бурю негодования: «Тебя что, звали?.. Тебя просили?.. Нет, я не понял – ты меня с руки скоро кормить будешь? Ты мне еще поводок-ошейник купи!»
Кастиэль не то усмехнулся, не то всхлипнул и, повернувшись боком к проступающему на дальней стене прямоугольнику более свежей кирпичной кладки, так, чтобы даже случайный осколок не задел раненого, разнёс стену в пыль.
Обломки кирпича хрустели под ногами, засыпанная ими лестница казалась слишком крутой, но сквозь медленно оседающее серое облако виднелись звёзды. Кастиэль поднимался медленно, боясь оступиться и уронить свою ношу – Дин дрожал в его руках, и дыхание его было тяжелым и прерывистым.
«Отец, помоги», - взмолился ангел, глядя на равнодушные холодные искры, с ужасом понимая, ЧТО теперь может стать карой за ослушание, но всем своим существом надеясь на милосердие небес. – «Не дай ему вернуться туда, откуда он был вырван с такими потерями… Позволь мне сделать всё, как должно…»
«Время истекает», - словно шепнул ему кто-то. – «Не медли».
Сделав несколько шагов по высокой траве, ангел опустился на землю, не выпуская человека из объятий. Во рту пересохло, внутри что-то сжималось, мысли прыгали, словно в горячечном бреду, и Кас понимал, что если сейчас он не сможет собраться, отставить в сторону чисто человеческие эмоции, которыми когда-то ему так хотелось проникнуться, понять, почувствовать, не просто заглядывая в души людей, а переживая внутри себя – Дин умрёт. Кастиэль вздохнул и зажмурился.
Огонёк жизни еще теплился в человеке, но чтобы восстановить истерзанное тело, этого было недостаточно. В прошлый раз все было иначе – он восстанавливал плоть, в которой не было души, он не боялся ошибиться, не боялся нанести вред или боль и силы использовал только свои... Теперь же, в попытке отдать Дину часть своих сил, он рисковал погасить его собственный свет – как гаснет костёр, в который неосторожно подбросили слишком много хвороста.
Выход был один… и надо было спешить, и не только потому, что Дин не мог больше ждать – где-то совсем рядом взвизгнули тормоза и зашелестела трава – это Сэм подогнал «Импалу» на подъездную дорожку, вне всякого сомнения, собираясь отвезти брата в ближайший госпиталь.
Кастиэль склонился над Дином, почти касаясь губами его холодного лба.
- Не бойся. Иди со мной… Ты мне веришь?..
-Я не боюсь… - выдохнул Дин и… застыл.
- Что ты сделал?!!! – взвыл подбежавший Сэм, пытаясь оттолкнуть ангела от безжизненно распростертого на земле тела. – Он не дышит… Не смей его забирать, ты слышишь?! НЕ СМЕЙ!!!
- Убери руки…
Сэм дёрнулся, услышав в обычно глуховато-спокойном низком голосе Кастиэля до боли знакомые раздражённо-отцовские ноты. Он потрясённо всмотрелся в лицо ангела, пытаясь уловить перемену, но нет – глаза Каса по-прежнему были пронзительно-синими, без намёка на тёплую прозелень.
- Не можешь помочь – не мешай… - устало и почти примирительно добавил Кастиэль - или Дин?.. или они оба?.. - и легко разорвав ткань рукава на бездыханном сосуде, в котором больше не было Дина, приложил ладонь к незаживающему ожогу на плече.
Полное совпадение…
…Боже, как же больно… он знал, что это больно – быть Дином, но не представлял, насколько… и дело не в ранах, совсем не в них, с ними как раз всё очень просто: сотрясение мозга, несколько переломов, некоторые из них со смещением, один открытый – пустяки… скользящий удар вдоль ребер оставил неприятный, обильно кровоточащий разрыв… но Дин умирает совсем не от этого. Это подождёт…
Вот оно, то, что ждать не может – рана, оставившая почти незаметное на фоне всего остального пятнышко на одежде – прокол, уходящий под рёбра, из-за которого легкое наполняется кровью, не давая дышать…
…Где-то там, снаружи, беснуется Сэм, что-то требует, о чём-то спрашивает… он – еще одна открытая рана Дина, но с этим Кас ничего не сможет сделать. И таких ран у его человека много. Но залечи их – и Дин перестанет быть Дином…
Перестанет быть тем, кого Кастиэль любит.
Только… сделать эту давящую тяжесть хоть на малую толику меньше, наверное, можно?..
…
Годовалый русоволосый крепыш сосредоточенно глядя под ноги топает по тёплым янтарным полосам, расчертившим пол, в погоне за солнечным зайчиком.
- Дин… Ах, ты, мой ангел… Джон, ты только посмотри на него!
- Скорее, чертёнок, - добродушно рокочет голос отца.
Оглянувшись на родителей – «посмотрите, как я могу!» - мальчик спотыкается и падает, больно ударившись о рассыпанные на полу кубики, кривит мордашку, собираясь громко и басовито зареветь, жалуясь матери и всему миру на свершившуюся несправедливость, но вдруг замирает в восхищении, устремив взгляд куда-то в сторону дверного проёма, где золотится никем больше не видимая крылатая фигура.
- Ушибся, солнышко?.. Иди, мама подует и всё пройдёт…
Но Дин забывает о боли, забывает, что можно заплакать, забывает…
…
- …Если бы можно было всё вернуть назад… я поступил бы так же.
Парк в маленьком городке на задворках Вселенной наполнен детскими голосами и ярким светом, заставляющими мужчину с печальными зелёными глазами улыбаться и немного щуриться. Кастиэлю хочется сказать, что такие глаза он раньше видел только на иконах, но он говорит то, что человеку нужно услышать:
- Я молился, чтобы ты сделал именно такой выбор…
…
Мир на всех его пространственно-временных планах словно подёрнулся пеплом - может быть, предчувствуя скорую гибель, а может, подобно фениксу, лишь предвкушая новое рождение…
Над небольшой заброшенной фермой, очищенной от нежити, собирались тучи, обещающие пролиться ливнем.
Под этим грозовым небом человек и ангел, накрепко связанные друг с другом не только предназначением, открыли глаза: зелёные – непривычно строгие и слегка удивлённые, и синие – с неизвестно откуда взявшейся тёплой насмешливой искоркой.
Всё