Моя драгоценная, любимая Сатори подарила мне великолепный ДиноЛизный фииииик!!!! Вот взяла и подарила) За просто так)))) Мрррряф!!!!!
Баннер я сделала какой-то депрессивный... на самом деле все хорошо.... Как и должно быть)
Название: «Пломбир с шоколадной крошкой»
Автор: Satory
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Дин, Лиза, Кастиэль, и один «технический херувим третьего класса»
Дисклеймер: всё – не моё, кроме глубокого удовлетворения от процесса и результата, а этого добра на всех хватит)
Don't want to hear about it every single one's got a story to tell
Everyone knows about it from the Queen of England to the hounds of hell
The White Stripes “Seven Nation Army”
Everyone knows about it from the Queen of England to the hounds of hell
The White Stripes “Seven Nation Army”
читать дальше
* * *
- Ка-ас! – лениво протянул Дин при появлении друга и, прищурив один глаз, добавил:
- Ты хоть представляешь, насколько по-идиотски смотришься?
Ангел неспешно оглядел окружающую обстановку: озёрный пляж, до отказа забитый загорающими разной степени оголённости, и слегка поправил вечно разболтанный галстук:
- Ты звал?
- Ну-у… типа того… ты долго, - ответил Дин, переворачиваясь на спину.
- Трудно выбрать момент, когда ты один, - объяснил Кастиэль. Человек лишь кивнул в ответ.
Послеполуденный зной накрывал отупением и зевотой. Раскалённые солнечные лучи проникали сквозь кожу, добираясь до самых исчерченных странными символами рёбер и, оставляя по пути свежие колонии упрямых веснушек – защитный крем сдал свои позиции и полностью перестал сопротивляться за пару часов до этого.
- Я не хочу, чтобы Лиза знала… - произнёс Дин глухо, долго вычерчивая каждый болезненный звук нескольких коротких слов.
- Ты боишься? – спросил его ангел.
- Да. Есть немного, - Дин пошарил взглядом по поверхности воды, нашёл выгоревшую макушку Бена и тёмный пучок, который Лиза соорудила на затылке, чтобы не намочить волосы.
- Если ты уверен, что хочешь знать – я найду его.
- Кас… - в голосе Дина тоскливая досада на самого себя смешалась с какой-то странной, невыразимой горечью. – Меня убивает мысль, что это всё может быть не по-настоящему!
- Почему?
- Почему убивает? Или почему не по-настоящему?
- И то и другое…
Дин вскочил на ноги, достал из сумки банку с колой, открыл её, отхлебнул, тут же закашлялся и, глядя на Каса так, будто тот был виноват в его неожиданной неуклюжести, произнёс:
- Потому, что это несправедливо и невероятно хреново со стороны ангелов заставлять просто потрясающую девушку влюбляться в первого встречного, рожать от него ребёнка без малейшей надежды, что папуля когда-нибудь придёт к нему на день рождения! Ждать этого придурка десять лет, хотя она могла сто раз удачно выйти замуж за нормального адвоката или врача… Чтобы он однажды явился «радостно» сообщить ей, что их сын выиграл в «семейную лотерею» забавное генетическое отклонение – потенциальную пернатость и пончик над головой!!!
- Дин… - ангел выдохнул его имя чуть слышно, едва коснувшись плеча кончиками пальцев.
- Вот только не надо твоих успокоительных штучек! – огрызнулся Дин, отдергивая руку и, чувствуя, как ему мгновенно полегчало. Он этого не хотел. Не хотел, чтобы «легчало». Он хотел правды – просто, человеческой, честной, как аромат его любимого стейка, как царапины на боку Импалы, которые он так и не затер, как щелчок входной двери.
Он и так потерял слишком много, когда за братом захлопнулась дверца клетки. Бездна заглотила Сэмми… Дин очень надеялся, что подавилась. Теперь, год спустя, бездна росла в его сердце. Чёрная дыра сомнений подтачивала счастливую башню из яблочных пирогов.
Лиза хотела ребенка. Ещё ребенка. Он видел, как она смотрит на все эти витрины магазинов в игрушках и рюшечках, как провожает тоскливым взглядом пузатых тёток и разноцветные коляски. Дину иногда начинало казаться, что весь этот город набит младенцами, песочницами и горками. Он не видел Бена маленьким - и это был далеко не последний пункт в списке его сожалений. Он так многого не видел… И ничего не мог поделать с этой мыслью – а что, если? Что, если это какая-то техническая тварюга третьего класса просто подложила в своё время Лизу под него, чтобы увеличить количество потенциальных сосудов? И его новый сверкающий мир из арахисового масла, бейсбольных матчей и её бархатной смуглой кожи, рушился, унося крупицы покоя, за которые он и так с огромным трудом держался.
- Кто-нибудь раньше делал такое? – спросил он ангела.
- Да, но только раз, насколько мне известно.
- И как? Сработало? – Дин посмотрел ему в глаза.
Кастиэль замялся, явно не зная, что ответить.
- Кас?
- Это был Адам, - произнес ангел, наконец, после неловкой паузы.
- И..? – Дин явно не осознал всей важности момента.
- Тот самый Адам, Дин – первый человек, которого сотворил Отец…
Его собеседник снова поперхнулся колой.
- Э-эм… Кас, я – конечно, не самый большой знаток Святого Писания, но что-то я не припомню, чтобы у них там с Евой что-то не срасталось, ни до, ни после грехопадения!
- А это было не с Евой, - ответил ангел.
Дин посмотрел на него так, словно видел впервые. Кастиэль тяжело выдохнул, взглянул на маленькое пушистое облачко, которое одно нарушало бездонное совершенство небес над ними, и сказал:
- В Книге Бытия есть две истории сотворения женщины. Первая – в самом начале – там сказано, что Бог сотворил человека, сотворил «самцом и самкою», то есть сотворил пару – мужчину и женщину. Вторую историю, правда, вспоминают гораздо чаще.
- Это ты про ребро? – вставил внимательно слушавший Дин.
- Именно, - кивнул Кас. – Хотя там было совсем не ребро.
- А что там такое было? – удивился его слушатель.
- Трудности перевода с древнееврейского, но сейчас не об этом, - Кас казался слегка раздражённым, если это вообще возможно. Дин видел, что этот рассказ даётся ему с огромным трудом, словно в этом было что-то личное. Он решил больше не расспрашивать – одно дело библейские истории в переложении для воскресной школы, совсем другое дело тяжёлые воспоминания. Всем в детстве рассказывают про адские муки – одна из немногих жестоких историй, которую положено выслушать современным изнеженным детишкам, но вряд ли кто-то из них воспринимает слова про вечные, непрекращающиеся ни на минуту пытки, так же буквально как тот, кто действительно повисел на крючьях.
- Первой супругой Адама была, - Кастиэль завис на несколько секунд, подбирая слова. - … наша общая «любимица»…
- Да-а? И кто же? Саша Грей или, может быть, Сильвия Сэйнт? – ирония Дина была всегда при нём, несмотря ни на какую серьёзность ситуации.
Кас улыбнулся:
- Я не знаю, что совершила эта Сильвия, чтобы попасть в число твоих любимиц, но подозреваю, ничего святого.
- Ну-у… Фильмография у неё обширная… Тебе понравится, - протянул Дин, не меняя кошачьего выражения лица.
Ангел снова улыбнулся и покачал головой с видимым сомнением.
- Это была Лилит. Она была первой женой Адама в Раю и первой женщиной, которую сотворил Господь. Когда Люцефер совратил её невинную душу, Бог сделал Еву – это был план Б. Но оставалась проблема – Адам носил в своём сердце печать любви к павшей Лилит… Он тосковал по ней. И тогда мы получили приказ, снять печать, и это было сделано.
- И судя, опять же по Ветхому Завету, хотя бы в этом плане у вас всё получилось! Люди плодились, размножались и, наконец, наполнили Землю. Инквизиция, концентрационные лагеря и социальные сети – явные признаки успеха!
- Я не знаю, получилось ли у нас, - выдохнул Кастиэль, оставив исторические соображения Дина без внимания. – Приказ был не только снять печать, но и освободить Адама от воспоминаний о ней, очистить его память, дать покой, чтобы он снова мог быть счастлив в Раю… Что-то из этого сработало. Я не уверен, что именно.
Сердце Дина болезненно сжалось. Он не хотел забывать. Каждая минута, проведённая с ней, в его памяти представала ещё более ценной, чем в реальности, каждый жест, каждое по глупости или от нежности сказанное слово. Он вскинул глаза на ангела и отрицательно покачал головой. Кастиэль лишь кивнул в ответ.
- А кто-нибудь из вас, репоголовых, потрудился снять печать у Лилит? - спросил человек через некоторое время, собравшись с мыслями. - Или вы так и оставили её?
- Мы оставили её в одиночестве на краю Земли. Таков был приказ.
- Офигительно! Так вот отчего она так вызверилась! Запомни, Кас - вот, что бывает с неудовлетворёнными женщинами, - пробормотал Дин и поёжился.
- Но я приведу тебе Купидона, раз ты так хочешь. То, что желаешь сделать – дико, но я не вижу в этом корысти или гордыни, лишь сомнения… А свобода выбора, как всегда, за тобой, - после этих слов ангел растворился в лёгком шорохе крыльев, а его друг остался ждать.
* * *
Иногда это очень удобно - работать на стройке. Например, если тебе нужно заведомо пустое пространство для непростого разговора с применением силы. Дин хотел было даже прогулять детку по такому случаю, но потом рассудил, что его раритетная чёрная красавица будет слишком заметна на тихих улицах Сисеро. Так что, он просто вытащил священное масло из той части машины, которой однажды посчастливилось побыть «задницей Сэма», и кинул канистру на заднее сидение невзрачного пикапа. Семейному человеку лишние подозрения ни к чему. Импала грустно взглянула на своего хозяина потухшими фарами и осталась стоять в гараже, пока он с тяжёлым сердцем отправился на дело.
Кастиэль был уже там – среди серых бетонных свай, которые торчали из земли, подпирая чистое темнеющее небо. На прозрачном пурпурном фоне застыла дрожащая фигура толстого мужика «в чём мать родила». Дин легко опознал в нём любовного ангела, ответственного за человеческую репродукцию.
- Кас, да ты – прям крутой мафиози! – усмехнулся он холодно, поймав суровый, сосредоточенный взгляд ангела. – На сей раз обойдёмся без рукопожатий, да толстяк?
Купидон скуксился и заскулил нечто невразумительное. Встреченные Дином ангелы разных уровней, в основном, были разнокалиберными сволочами, чьими благими намерениями была выстлана прямая магистраль в ад на земле, но этот жирный кусок мерзости раздражал как-то по-особенному. Вшивая, сопливая романтика, которой люди обманывали себя, составляя удобные для небес ячейки общества, сочилась из его пор. Сладкий смрад обмана, за которым стояло лишь желание вывести борзых щенков нужного экстерьера! Дин достаточно нагулялся по ковру на поводке у жирного гуся Захарии, чтобы люто ненавидеть всю эту кухню.
- Закрой рот, - прорычал он херувиму и взглянул на «своего» ангела.
- Я обрисовал ему ситуацию, - ответил Кас совершенно спокойно. – Он отказывается это сделать. Говорит - это нарушение законов бытия.
- Создаётся ощущение, что нам тут впервой их нарушать! – бросил Дин с нескрываемым сарказмом в голосе. – Эй ты, летающая реклама памперсов, а сейчас Я обрисую тебе ситуацию– у меня в руках, – он выразительно потряс канистрой, -…лучший способ немного подпалить твои пёрышки. Сегодня вечер пятницы, и до утра понедельника здесь никто не появится, чтобы тебя потушить, и у нас тут, понимаешь ли, засуха – никаких дождей. Сколько там «Гарри» должны встретить своих «Салли» в этот уик-энд, а?
В ответ Купидон снова заскулил и стал заламывать руки, рассказывая что-то про прекрасные пары, счастливые браки и батальоны ребятишек.
- Я что, просил открыть рот? – Дин закатил глаза к небу.
- Но как же священные союзы, задуманные небесами! – не унимался херувим.
- Ты имеешь в виду селекцию «мясных костюмов» для вашего брата? – человек был неумолим.
- Дин, - произнёс Кастиэль мягко. – Вессель может родиться только у пары, задуманной и освященной небесами – это правда, но Бена ты уже не освободишь…
- А, если у нас будут ещё дети? – прошептал Дин.
- Но, ты собираешься снять печать со своего и её сердца…
- А я рискну!
- Я не знаю, что будет с ними … с вами, - ответил Кастиэль чуть слышно, словно слова эти были для него шагами по самому краю бездны. Человек не сказал ничего.
Херувим наблюдал за их разговором с нескрываемым ужасом, переводя широко распахнутые глаза с одного на другого, словно следил за игрой в пинг-понг. Дин обернулся к нему, подошёл вплотную – его ледяной взгляд не обещал ангелочку ничего хорошего. Купидон нелепо потряс головой, потом втянул её в плечи, затравленно глядя в зелёные глаза, полные нескрываемого, невыразимого презрения к его особе.
- Ну и? – произнёс человек, выждав пока толстый сводник прекратит трепыхаться. Губы херувима задрожали, но через пару секунд он всё-таки кивнул. Дину показалось, что ничего не произошло.
- Любовные ангелы работают неслышно, - произнёс незаметно приблизившийся Кастиэль. – Я прослежу, чтобы он снял и её печать тоже…
- Спасибо за всё, Кас, - Дин почувствовал, как его щёку разрезает слеза, одинокая капелька солёной воды, будто выдавленная из самого сердца. Он вспомнил её смех, её объятия, то, как она недовольно морщила носик и кусала губы, задумавшись над чем-то неприятным, вспомнил тот день на пляже, когда она вылезла из воды и мокрая, соблазнительно облепленная купальником улеглась рядом, щурясь от ослепительного света.
- Зачем мне смотреть на небо? – спросила она тогда. – Когда на тебе можно найти любое созвездие!
Она провела пальчиком по расцветшим от солнца веснушкам. – Вот Медведица, я ещё не решила Большая или Малая… а вот и Голова Дракона.
А он рассмеялся от её внутреннего тепла и прохлады её кожи, от счастья и щекотки.
* * *
Дин хлопнул дверцей пикапа – получилось, как всегда, громко в оглушительной тишине ночной «сабарбии». Он огляделся: тёмные, незрячие окна соседей, спящие газонокосилки и детские велосипеды, брошенные на обочине, выступали из разорванной светом фонарей тьмы, словно ощетинившиеся монстры. Дин никогда не боялся неодушевленной темноты, обычного самого простого отсутствия света – чего бояться, если там никого нет? Сейчас внезапно он понял, что это и есть самое страшное – остаться наедине с пустотой. Страшно, когда нет ничего. Страшно, потому что это означает одиночество.
Каждая ступенька невысокого крыльца преодолевалась с огромным, почти нечеловеческим трудом, будто души тех, кого он мучил в аду, вцепились в одну ногу, а на второй повисли все, кого он не сумел спасти на земле… Перила внезапно оказались шершавыми и липкими, половицы скрипели, казалось, что просто всё было не так. Но Дин знал – это не дом изменился, это страх, который проник вслед за ним сквозь входную дверь, делает всё иным. Самый большой страх в жизни – остаться без семьи, одному, быть выброшенным, ненужным, утратить связь с теми, кого любишь больше всего.
В комнате Бена было темно и тихо. Дин застыл на пару секунд, прислушался – да, ребёнок явно уже давно дрых без задних ног. Лиза не спала. В их спальне горел свет. Яркая полоска между дверью и полом ослепительно разрывала коридорную темень. Он глубоко вдохнул, усмехнулся тому, как, наверно потешаются сейчас над ним касовы братья, сидя на своём дурацком облаке с вёдрами ангельского попкорна. Если только Кас не отпинал их всех для профилактики!
- Выкусите, сукины дети! – прошептал Дин, глядя в тёмный, почти невидимый потолок и толкнул дверь спальни. Комната была пуста, но из-за стенки слышался плеск воды – Лиза принимала душ. Он выругался. Задержка бесила, а лезть туда к ней было отчего-то ещё страшнее, чем просто ждать. Дин уселся на край кровати, стараясь дышать как можно ровнее и не продырявить взглядом дверь в ванную комнату.
Через несколько минут Лиза выскользнула оттуда, увлекая за собой клубы бархатистого пара. Маленькие бисеринки воды стекали по её плечам с мокрых прядей, щекотали разгорячённую кожу. Он не мог оторваться от этого зрелища. Белое пушистое полотенце едва прикрывало упругие, округлые ягодицы – на одной из них был едва заметный шрам от сведённой татуировки. И ему не было интересно, была ли та глупость до или после него… Это как в песне: «…у каждого есть история». Но куда интересней была история, которую могла поведать малюсенькая отметина на её сердце, оставленная пухлым наивным ублюдком, который сам не знал, что натворил с их жизнями.
Дин ждал. И сам не знал, чего. Что Лиза посмотрит и вдруг заявит: «Выметайся, Винчестер, я тебя больше не хочу»? Или что она просто взглянет как бы сквозь него? Или что он сам перестанет видеть её такой… такой, что дыхание перехватывало, а желание прикоснуться, казалось, сильнее, чем всё, что он когда-либо испытывал? А он много чего испытал…
Дин откинулся на подушки, ощущая, как нервная испарина покрывает всё тело, слышал, как Лиза копошилась у шкафа, наверное, выбирая пижаму. Он мысленно прошёлся по любимой части её ночного гардероба: нежно-голубая пижамка с шортиками и маечкой, которая ей чуть маловата, лиловая - немножко подлиннее, но зато такая мягкая на ощупь, а под красной шёлковой её соски выступают так вкусно, что крышу сносит в момент…
Дин тяжело выдохнул, зажмурился и решил – вот, сейчас она ляжет рядом, щелкнет его по носу за то, что улёгся на чистую постель в одежде, он обнимет её и поймёт всё про «содержимое», просто по её выбору «обёртки».
Послышался звук выключателя, верхний свет погас, и матрас рядом с Дином прогнулся под её весом. Он протянул слегка дрожащую руку в полутьму, туда, где она возилась, устраиваясь поудобней. Лиза рассмеялась:
- Вот так сразу, да? – Дина обожгло. Его ладонь с размаху накрыла обнажённый вздернутый сосок. Лиза обошлась совсем без «обёртки» - она была совершенно голая. Воображение моментально дорисовало всё её тело целиком – от подушечек пальцев до кончиков ресниц. Он сглотнул.
- Ну, ты же знаешь, что я люблю больше всего… - произнёс он, наконец, совладав со своим дыханием, и слегка сжал мягкую бусинку между указательным и большим пальцем. И он хорошо знал эту дрожь, что пробежала по её телу.
- Знаю, вопрос в том – знаешь ли ты, что больше всего люблю я? – прошептала Лиза, касаясь дыханием мочки его уха.
- И что же? – спросил он чуть слышно. Её рука скользнула по вороту его рубашки, немного задержалась на первой пуговице, поймала вторую и, наконец, коснулась обнажённой кожи. Дин вздрогнул и задышал тяжелее – кровь стучала в ушах, сердце разгонялось всё быстрее в бешеном темпе. Лиза усмехнулась, дотронулась кончиком языка до веснушек на его щеке, и произнесла:
- Пломбир с шоколадной крошкой… Каждую крупинку молочного шоколада на сливочной поверхности… - её язык творил что-то не мыслимое с его кожей, а пальцы продолжали расстёгивать пуговицы – одну за другой. Дин поймал её руку на пряжке ремня, крепко сжал запястье и с невыразимой жаждой взглянул в глаза. Он не знал, что Лиза прочтёт за тонкими трещинками морщин в уголках его глаз, не знал, какой вопрос увидит…
Она не сказала ничего. Лишь улыбнулась и поцеловала его – сначала горбинку носа, потом усталые глаза. Веки вздрогнули, а ресницы вспорхнули и поникли, потому что её губы добрались до его рта. Дин подумал, что это лучший «я тебя люблю» момент в их отношениях, и тут освободившаяся рука Лизы скользнула вниз по его животу, пробралась на вдохе за нерасстёгнутый ремень, и он перестал думать, прекратил сомневаться и задавать вопросы. Весь сосредоточился на шершавых кончиках её пальцев, там, где они касались нежной горячей кожи.
* * *
Fin
Fin